Вопросы церковного искусства на стоглавом Соборе 1551 г. |
|||||||
Созван в Москве в 1551 г. под председательством митрополита Московского св. Макария для упорядочения церковной жизни, "для очищения русской Церкви от всех существовавших в ней пороков и недостатков", по словам Е. Голубинского, историка Русской церкви. Вопрос иконописания Стоглав рассматривал в контексте богослужебных исправлений, а порядок его рассмотрения на Соборе (I раздел) говорит о его важности, т.к. иконописанию придается идеологическое значение. Отдельно был выделен вопрос о злоупотребления в отношении икон (вопр. 13). Определения Собора сводятся к двум группам: Имеющие общий характер, раскрывающие как сущость русского иконописания, так необходимые меры к его улучшению (глл. 43 и 27).
Собор опирается на основополагающие 82 и 100 правила Трулльского собора 692 г. Главная и существенная черта определений Стоглава об иконописании, изложенных в 43 главе состоит в том, что иконы должны быть писаны "по образу, подобию и существу". Они должны соответствовать выражаемой ими сущности и представлять собой копии с лучших древних икон греческих мастеров, а не производные измышления иконописцев. В другом месте (41 гл.) Стоглав признает такими образцовыми произведениями иконы греческих иконописцев, а также иконы "пресловущих русских мастеров", таких как Андрей Рублев. Главное - это воззрение на икону как на предмет, не подлежащий произвольному изменению. Выражением этого воззрения в России служат все церковные определения об иконописи, в числе которых не было ни одного, которое бы прямо или косвенно не подверждало важность иконографического предания. С этой стороны Стоглав не вносит никаких новых взглядов на иконописание, а лишь выражает издавна установленное мировоззрение. Когда он говорит, что нужно писать иконы "по образу, подобию и существу", то тем самым указывает на необходимость сообразовывать церковное искусство как с достоинством изображаемых лиц и событий, так и с исторической правдой. Но и то, и другое дано в лучших образца греческих и русских иконописцев. В той же 43-й главе размещены вопросы, касающиеся основ иконописи и самих иконописцев, рассматриваются положния, касающиеся морали, надзора над иконописцами, взаимоотношений между мастерами и их учениками и т.д. Исходя из воззрения на иконописание как дело священное и почетное, Стоглав предлагает соответствующие меры к лучшей его постановке. Устанавливается надзор не только над качеством иконописи, но и над нравственным поведением иконописцев. Прежде всего, по словам Стоглава, иконописец должен быть смирен и кроток, должен соблюдать не только душевную, но и телесную чистоту, пребывать в постах и молитве и часто являться за советами к духовному отцу. Высший надзор за иконописцами Стоглав поручает митрополиту, архиепископам и епископам, которые должны в свою очередь должны в своих епархиях учредить нарочитых мастеров и поручить им блажайшее наблюдение над всеми иконописцами. Епископы лучше, чем миряне могли оценить достоинство выражения иконы, ее соответствие древнему преданию, а также ее художественные стороны. Кроме того, некоторые епископы сами занимались иконописанием, а потому могли компетентно оценить иконописную технику. Так, председатель Стоглава, митрополит Макарий писал и обновлял иконы, в том числе икону Знамения Новгородскую; митрополит Варлаам осуществлял руководство и сам принимал участие в обновлении принесенных из Владимира икон в 1518 г.; митрополит Афанасий, митрополит Симон Ростовский, архиепископ Феодор, племянник пр. Сергия, митрополит Петр, которым Новгородская летопись приписывает иконы Успения и Петровской Богоматери в Успенском соборе Кремля. Существует множество других свидетельств об иконописной деятельности архимандритов и игуменов, а также простых монахов - Алимпия и Григория Печерских, монаха Новоспасского монастыря Илариона, священников (придворных, городских, сельских, диакоов и низших клириков). При дворах патриархов, архиепископов и епископов, а также при монастырях издревле существовали иконописцы и иконописные школы, которые уже по положению своему должны были находиться под непосредственным надзором духовной власти. Т.е. в старину наше духовенство не только прилагало заботы об иконописании, но и само нередко являлось знатоком его и компетентным ценителем. Надзор за иконописанием, кроме того, вменял в обязанность епископам строго пресекать различные неблаговидные поступки, такие как аттестация с хорошей стороны дурных учеников (например, по родству или других побуждениям), и, наоборот, сокрытие талантов некоторых учеников (например, когда ученик превосходил учителя). Были случаи сокрытия от учеников некоторых познаний. Так, иконописные подлинники XVII-XVIII вв. сохранили в отдельных местах советы единому, без людей), а главные статьи о том, как составлять полимент, клеить и левкасить дерево, делать подпуск под золото писались иногда латинскими буквами и даже тарабарщиной. Более того, иногда в рецептах составления красок и других составов иногда указывались заведомо ложные элементы и пропорции. Царь Иоанн IV, принимавший близкое участие в делах Стоглава и сильно заинтересованный церковными делами, в частности, иконографией, находил, что некоторые из существующих изображений требуют соборного рассмотрения и с этой целью предложил Собору два частных вопроса:
Сущность первого вопроса состояла в следующем: каковы должны быть нимбы на изображениях Лиц Святой Троицы - разделенные крестом или простые, и какие надписи следует делать при этих изображениях? Во временя Стоглава Святая Троица изображалась как в виде "Отечества", так и в виде Трех странников, явившихся к Аврааму. Христианская древность строго различала нимб Божества (крестообразный) от нимбов ангелов и святых (простой). На одних иконах, очевидно, равенство Лиц Троицы подчеркивалось одинаковыми нимбами без перекрестья, на других перекрестья писались у всех 3-х ангелов. На отдельных иконах допускались такие недоразумения, что при крестчатом нимбе у всех 3-х ангелов над каждым писалось IC XC. Очень часто реплики рублевской иконы Троица или подражания ей сохраняли крестчатый нимб для центрального ангела. На такую икону в Русском музее, как на лучшую реплику "Троицы", указал Кондаков в работе "Русская икона". На ней у центрального ангела виден остаток крестчатого нимба. Таким образом существовала несогласованность по этому вопросу, на который и указал Иван IV, предложив этот вопрос на рассмотрение Собора. Важность вопроса засвидетельствована историей. В XV веке в Новгородской области распространилась ересь жидовствующих, отвергавших православное учение о Святой Троице. Жидовствующие утверждали, что на иконах явления Бога Аврааму следует изобразать не Святую Троицу, а одного Бога и Ним 2- ангелов. Византийская древность допускала два варианта: иногда 3 ангела изображались в одних простых нимбах, а иногда средний имел крестообразный нимб, что зависело от неодинакового истолкования библейского рассказа. Нет никакого сомнения, что русские иконописцы XVI в., допуская это различие, поступали не произвольно, а руководствуясь преданием отдаленной византийской древности. И когда царь говорит, что такого различия не существовало в русской древности, он допускает неточность. Конечно, большая часть памятников представляет нимбы всех 3- х ангелов без перекрестья, но отдельные примеры все же существуют. Например, изображение на металлических вратах Александровской слободы, во Владимирской губернии, сделанных в Новогороде в XVI в, где средний ангел предствлен в крестчатом нимбу, а два остальных - в простых. Так как некоторые русские иконописцы, подобно греческим, признавали среднего ангела за Бога, в частности, за Второе Лицо Святой Троицы, отсюда понятно и то, почему иконописцы, кроме обычной надписи "Святая Троица", присоединяли сюда еще другую пояснительную надпись - "IC XC". Ответ Собора: писать как на иконах древних образцов, как греческие живописцы и как Андрей Рублев и прочие "пресловущие живописцы", а подписывать - Святая Троица. Покровский и некоторые другие исследователи находил решение Собора неопределенным, так как не были даны разъяснения, а ссылки на древность, представляли в действительности разные черты. Успенский же защищае позицию Собора, который, по его мнению, все-таки узаконил практику древности, относительно которой Собор и дает справку (правда, неточную), что на старых иконах подписывалось - Святая Троица, а перекрестья не подписывались. Собор принял эту ссылку на древность и распорядился ей следовать, подкрепив ее примером Рублева - его Троица не имела никаких перекрестий, а имела только надпись - Святая Троица. Успенский находил, что всякое уточнение в виде надписания или крестчатого нимба несуразно, так как в первом случае - три Христа, во втором - ересь, осужденная Церковью. (Успенский Л. А, "Богословские иконы"). Однако по поводу второго, известно высказывание Иосифа Волоцково: "аще бы не сам Христос являлся в образ ангелом до воплощения, немощно бо Бога вместити никому же". Имя Христос часто соединяется с именем Святой Троицы в гимнографии ("Свете тихий"). Если бы в иконографии Святой Троицы не было крестчатого нимба и инициалов Христа, то непонятно, чем отличалась бы композиция от простой иллюстрации библейского сюжета о гостеприимстве Авраама. Святую Троицу изобразать до воплощения бессмысленно, так как она не "открылась", она известна из Нового Завета: в соединении Второй Ипостаси с плотью, ради искупления человечества, на что и указывают атрибуты. Собор, наложив запрет, тем самым поспособствовал распространению так называемой "новозаветной Троицы". Второй вопрос предложенный царем Собору, касался изображений на иконах лиц не святых. Царь ссылался на икону "Приидите, людие, триипостасному Божеству поклонимся", где выписаны и цари, и князья, и святители, и народ. Собор отвечал, что предания и писания святых отцов, а также живописцев греческих и русских, также как и сами иконы свидетельствуют о таком обычае. Традиция изображать не святых там, где требует сюжет, восходит к первым временам христианства. Такие изображения не являлись новшеством. Собор перечисляет такие сюжеты в качестве примеров (Воздвижение Креста, Покров, Происхождение Древ Креста, Страшный Суд). В Страшном Суде, например, пишут не только святых, но и неверных. Другое дело, что возникает вопрос о правильности их изображения, так, чтобы не нарушалось равновесие и не святым не уделялось слишком много места. Из примеров Византии, которой принадлежит честь возведения Святых изображений на подобающую высоту - мозаики Сан-Виталле в Равенне VI в., где в алтарной апсиде, вместе со Спасителем, сидящем на троне, ангелами и святыми Виталием, изображен строитель храма еп. Екклезий; в храме Святой Софии в мозаике над дверями нартекса пред Спасителем, сидящем на троне, коленопреклоненный Лев Мудрый; в мозаиках константинопольского храма Спасителя изображен ктитор храма Феодор Метохит с моделью храма и т.д. Собор допускает изображение на иконах лиц не святых. В то же время опускается одна подробность - можно ли допустить на иконах портретные изображения на иконах не живых людей, например царей? Обычай византийский и русский давал утвердительный ответ на этот вопрос. Но Собор не дал решения этого вопроса по существу, а не только на основании предания и практики, а это было важно, так как в XVI в. на иконах стали появляться изображения царей в положении святых. К вопросам церковного искусства можно отнести и 8-й вопрос-ответ, касающийся формы крестов - вопрос допустимости новой формы креста, уже поставленного на Успенском соборе в Московском Кремле. Новая форма вызвала сомнение со стороны "нестяжателей", усмотревших в ней, по-видимому, "самосмышление". На Соборе новая форма была одобрена. Некоторый интерес представляет также сообщение о крестах сложной формы, в изготовлении которых проявилось какое-то самобытное народное творчество ("...на всех концах иные меньшия кресты по два и по три вместе"). Собор их запретил, так как "те меньшие кресты бурею и ветром сильным по часу ломает". Статью подготовил А. Ю. Сафронов. |